НЕ ПОМНЯ ЗЛА
С Леонидом БАРАНОВСКИМ судьба свела случайно. В помятом блокноте стихи: А вы не так, дай Бог, умрете... Читайте ж на его челе, как возомнить себя в полете, когда болтаешься в петле. И все. Хлестко. Запоминается моментально. Потом мы с ним много выступали по путевкам бюро пропаганды художественной литературы (было такое при писательской организации). В школах, столовых, училищах, где только ни побывали. Я со своими "цветочками-лепесточками", кто-нибудь из молодежи из литобъединения, и - под занавес - Леня. Высоченный, с "маяковским" голосом, с хлесткими, изысканно-расхристанными стихами, с неповторимым ритмом. Он тогда работал дояром в деревне Подгощи Шимского района, дойка трехразовая, считай что круглые сутки занят. Но на выступления приезжал. Он видел, что он нравится, и сам в этом купался, и это подвигало его на новые, все лучшие стихи. Развивался, раскрывался прямо на глазах. Потом Новгородское отделение "Лениздата" запланировало его книжечку стихов, и он уже составил рукопись, но тут началось зародышевое рыночное брожение, и поэзия, как не приносящая дохода, была вытеснена всяческой чернухой... Он пережил это спокойно. Писал. Жег рукописи и писал снова. Зачем жег? Есть, видать, в талантливых художниках некая мазохистская жилка: убить, чтобы родить заново. Либо неверие в нужность кому-то своего поэтического слова? Скольких мы недосчитаемся прекрасных творений культуры, когда, наконец, выйдем из дебрей нарождающегося рынка на ясную дорогу цивилизации... И вот теперь эта подборка приоткрывает непростую, временами вырывающуюся на трагическую ноту, душу поэта. Поэта Леонида БАРАНОВСКОГО, который жизнь принимает как она есть, со всей ее неотразимой грязью. Она, эта жизнь, его на дух принимать не желала... А он, не помнящий зла, воспел ее в своих стихах. Ксения Фирсова
* * * Это - темное зеркало Леты, и не ты отражаешься в нем, а победы твоей непобеды и расплаты нагрянувший гром. Это - жуткое зеркало правды в обрамлении жизненной лжи. Загляни, не имеющий права в мире этом по-прежнему жить. Не услышишь из бездны ответа, как ты душу обрушил на дно. Это зеркало божьего света, и не каждому светит оно. * * * Что потерял и что сберег - уже не в этом дело. Казалось только: путь далек - а как близки пределы. Звезда - лишь руку протянуть - дрожит, а под ногами сыра земля и этот путь - с небес под серый камень. Звезда, не чувствуя беды, мерцает, камень дразнит, а этот камень - брат звезды, которая погаснет. * * * Страшное время России... Нам-то привычно так жить. То, что сейчас не осилить, можно потом объяснить. Только потом - и не нами, мудро - но наоборот, ибо народная память все, как всегда, переврет. Будущие Львы Толстые, о невозвратном скорбя, страшное время России будут кроить под себя. * * * То, что мы совершаем, наверно, это дьявольский все же расчет. К счастью, то, что уже не деревня, и не город покуда еще. Дьявол врет, что его не осилить. Кол осиновый будет забит. К счастью, в том, что уже не Россия, русский дух до конца не убит. * * * И дальше б жили вне закона, но - слава Богу! - вышло время... Как много нас из Вавилона!.. Как мало нас из Вифлеема!.. Но разве мы об этом тужим - мы башню строим во всю прыть... И дальше б жили мы - но хуже того уже не может быть. * * * И каркают ведь, глядя на пожарища, что Русь была холопскою всегда, и господа, что лезут нам в товарищи, и те товарищи, что нам не господа. Размахивают грязными руками и карами грядущими грозят друзья, что стали злейшими врагами, враги, что были лучше, чем друзья. Россия за себя еще ответит, а нынче - ваши полчаса. Но нам плевать, откуда дует ветер и чьи на нас наносит голоса. И нам плевать, кому и что неймется, и кто там рвется иродам служить. Пускай скупают тех, кто продается, и продают, кого нельзя купить. Россию не поставить на колени, хотя б вооружившись до зубов. И что там вам писал великий Ленин - что вы - рабы? Вы хуже - вы лакеи известной подлостью прославленных рабов. КАЖДОМУ СВОЕ Отчего ты сегодня растеряна? Чем тебя опечалила жизнь? Получи, Александра Сергеевна, все сполна и за все распишись. Слава Богу, не надо с талонами здесь толкаться. Бери все подряд... Получила крупу с макаронами, получила эрзац-шоколад. Не сильна, мама, ты в диалектике, но сильна у тебя в сердце боль. Получила консервы, пакетики, а в пакетиках - сахар и соль. А в пакетиках этих - Германия. Там за мамой не числят вины ни за то, что ей душу изранили, ни за то, что вернулась с войны. Победители и побежденные... На Руси победителей нет. Есть внучата, еще несмышленые, - то-то радости им от конфет. Только я в эти сласти не верую - ими горькое не засластить. Люди добрые, что же мы делаем? Православные, как дальше жить? Кто на эти вопросы ответит нам?.. Мама, Боже тебя упаси, ни конфет этих, ни полконфетины на могилу отца не носи. Пусть он верит, танкист, во вчерашнее. Не носи! Да не знает он там, что дождалась ты праздника страшного - Подаяния фронтовикам. И сидишь у стола ты потерянно, и пропах корвалолом весь дом... Ты поешь, Александра Сергеевна, ты, клянусь, не виновна ни в чем. Да воздаст всем Господь полной мерою, всем - и нищим, и щедрым - сполна. Люди добрые, что же мы делаем с чашей скорби, испитой до дна? * * * Разбили памятник - и прошлое стирается. Такое с нами было, и не раз. История настырно повторяется, но ничему она не учит нас. Ни Тациту не верим, ни Конфуцию, историю торопимся подмять. Она уже родила революцию, а мы ее насилуем опять. * * * Измучась тоскою зеленой, забвения мы не нашли, хоть выпили из Рубикона и вброд через Лету пошли. Кто по два, кто по три стакана - такой мы бедовый народ... Мы все перепутали спьяну, все сделали наоборот. Куранты сломаются в полночь, угаснет двенадцатый звон... Мы вспомним, мы вспомним, что не перешли Рубикон. * * * Не полегчала шапка Мономаха, но сколько претендентов - е-мое! А тут что пьян - власть посылаешь на фиг, что трезв - туда же... Царское житье! * * * И убеждаясь вновь со злобой в несовершенности основ, скажи, зачем свобода слова всегда боявшемуся слов? Конечно же, себе не враг ты, но, одурачивая жизнь, скажи, зачем свобода правды всегда живущему во лжи? Постой, задумайся у входа, - ведь ты же там сойдешь с ума, - зачем она нужна, свобода, когда весь мир тебе - тюрьма? * * * Эх, как их по Руси заносило, по дорогам и без - в драбадан, новоявленных славянофилов и отъявленных антиславян. Всюду рыщут, снуют для вербовки до конца не проснувшихся душ. До чего же сплетаются ловко эти речи у резвых кликуш. За Россию и против России, за евреев и против жидов... Эх, как их по Руси заносило с тайниками данайских даров. То, что око змеиное видит, хочет гадова пасть укусить. Но клянутся любить, ненавидеть, но зовут ненавидеть, любить... Что ж, душа, ты не хочешь поверить, повторяя опять и опять, что Россию аршином не смерить и убогим умом не понять. * * * Расплавилась внутри души слеза. Сдержал ее, не выпустил на волю. Порой бы и поплакался - нельзя: твоя душа моей страдает болью. Да, у тебя сочувствие в крови. Ну что ж, благодарю тебя за жалость... Но если бы на радости мои душа твоя так щедро отзывалась. * * * Ты какой же водой опоила? Я забыл то, что помнил всегда. Вот пишу - выцветают чернила, даже их расслоила вода. Слово кануло, сдвинулись воды, и не вспомнить, о чем говорил и о чем я писал эти годы - хоть бы след от бесцветных чернил!.. * * * Раздеть, разоблачить, раскутать душу, до лоскута лохмотья все сорвать... Не удержусь - и снова... Ты не слушай, и не читай - ведь стыдно же читать. А я бесстыден. Я легко на сцену вытаскиваю душу нагишом... Мне это так же просто, как - по венам случайно подвернувшимся ножом... * * * Коль вспыхнут искры, то случайные, не растопить им жизни лед. О том глаза твои печальные мне предсказали наперед. Дорога скатертью расстелется из ниоткуда в никуда, а искры светятся и светятся внутри бездонной глыбы льда. * * * ...А вы не так, дай бог, умрете. Читайте ж на его челе, как возомнить себя в полете, когда болтаешься в петле. * * * На пределе немыслимой стужи в беспросветной незримой тиши выбираются мертвые души в мир из чрева безбожной души. Разливаются мертвые воды, разрывается лоно ума, выползают из тьмы на свободу те, кого породила тюрьма. Выползают и с воплем: "Доколе!.." - не внимают суду моему. Это я выпускаю на волю обреченных на вечную тьму. Порождает нелепых чудовищ сон не разума - память души. Окунаю перо в море крови, бес в затылок мне дышит: "Пиши..." Выползают на свет божий звери. Но не бог - это я срифмовал убежденную злобность безверья и безжалостный смерти оскал. * * * И у судьбы не научиться, как сделать этот перевод. Вникаю в первую страницу - не прочитать четвертый год. И не понять без перевода ни слова ни в одной строке... Кто написал роман "Свобода" на тарабарском языке? * * * Когда под кожей вспыхивает зуд, нам кажется, меняем мы натуру, но вновь и вновь змея меняет шкуру, а крылья не растут и не растут. * * * И до края дошел и обратно я вернулся, а здесь- тоже край. Тип погоды - неблагоприятный... А ведь бог разрешал: выбирай... Выбор - этого было мне мало. И душа возжелала всего, чтоб связать все концы и начала неразумного мира сего. Я познал, что от совести скрыто, и очнулся - опять на краю. И стою над разбитым корытом, и смотрю на хибару свою. * * * Как вышло так, не понимаю, что все, чем в жизни дорожу, и все, что нужно мне, теряю, а что не нужно - нахожу? Неразрешимая задача, всю жизнь внушающая страх: что ни находка - чушь собачья, что ни потеря - полный крах. Одно лишь это мне зловещим и представляется в судьбе... Я не про деньги, не про вещи - я о тебе и о себе. * * * Вся душа истрепалась до дыр, да не это страшнее всего: зашвырнули меня в этот мир и забыли сказать - для чего... * * * Здесь стихи конфликтовали с прозой и, конечно, проиграли вновь... Быт рыдает, утирая слезы, а поэт размазывает кровь. * * * ...А ты не я - ты сильная, живешь не по судьбе. Я долго верил символам, а нынче - лишь себе. Что символы - не вижу их, но слышу зов трубы... А ты не я - ты выживешь и без моей судьбы. * * * Сверкнут в черной проруби звезды, и я убеждаю себя: не поздно, не поздно, не поздно... Что толку - не слышит Судьба. Стихает фальшивое соло и не состоялся дуэт... И поздно, и сиро, и голо, и проблеска в проруби нет. * * * И выдавливал я, но пока мне не избавить себя от раба. Это жизни не хватит - по капле. А и хватит - такая судьба. Рад бы в рай, но она не отпустит. И осталось-то, вроде, чуть-чуть... Господин и владыка предчувствий, прозябающий в рабстве у чувств. * * * Этой страшной и грешной, оглушительной жизни, жуткой, прошлой, кромешной дал продленье Всевышний. Может, больше, чем можно, может, меньше, чем нужно... И понять - очень сложно, и поймешь - очень чуждо. * * * Надеяться... на что? На божью милость? Любовь, надежда, вера без следа растаяли. Жизнь не осуществилась и не осуществится никогда. На зеркале Судьбы морщинки трещин. Из глубины стеклянного огня глаза моей любимейшей из женщин еще глядит с надеждой на меня... О боже, как близки глаза любимой! Вернуться бы - но пропасть на пути. И эта пропасть непреодолима, и мост через нее не навести.