Марфа Борецкая и Николо-Корельский монастырь

Павел Лизунов,
доцент Северо-Двинского 
гуманитарного института

   Нет, наверное, в России человека, который бы никогда не слышал имени
знаменитой новгородской посадницы Марфы Борецкой, но мало кому ныне известен
далекий северный Николаевский Корельский монастырь. О честолюбивой вдове
бывшего новгородского посадника Исака Борецкого и драматических событиях
покорения Новгорода написано немало литературных и исторических сочинений.
Незаурядная личность этой "злохитревой жены", происходившей из боярского рода
Лошинских, не раз привлекала внимание многочисленных авторов. Московские
летописи и церковный летописец Новгорода сравнивали Марфу с Иезавелью,
бесноватой Иродиадой, царицей Евдоксией и "окаянной Далидой". Московские
книжники ХVI-ХVII столетий любили вносить в свои сочинения повествования
о погибели и ухищрениях "злоумной жены Марфы". Она стала героиней сочинений
Н.Карамзина, П.Сумарокова, Ф.Иванова, К.Рылеева, М.Погодина, В.Аскоченского,
Н.Жандра, А.Навроцкого, Д.Балашова и других.

   Сама Марфа никогда не бывала в отдаленном Николо-Корельском монастыре,
но прекрасно знала о нем: рядом с обителью простирались обширные владения
семьи Борецких. Печальная судьба старших сыновей Марфы посадницы прочно
связала ее с монастырем, затерявшимся на Корельском (Летнем) берегу Белого
моря, левой стороне Пудожемского устья Северной Двины.
   Точная дата основания Николо-Корельского монастыря неизвестна. По преданию,
эту обитель заложил преподобный старец Евфимий - просветитель корел. Назван
монастырь в честь Николая Чудотворца, покровителя рыбаков и мореходов, - особо
почитавшегося на Севере. В Подвинье вообще было много церквей и монастырей
в честь этого святого: "От Холмогор до Колы тридцать три Николы."
   Первое упоминание о монастыре Святого Николая встречается в Двинской
летописи, в которой под 1419 годом записано: "Пришедше мурманы 500 человек
с моря в бусах и в шняках, и повое-ваша в Варгузе погост Корельский, и в земли
Заволоческой погост в Неноксе, и Корельский монастырь святого Николы,
и Онежский погост, Яковлю Курью, Андреановский берег, Кеч остров, Княж остров,
Архистратига Михаила монастырь, Цыгломино, Хечимино, три церкви сожгли,
а христиан и чернцев всех посекли. И заволочане две шняки мурман избиша,
а иные убегоша на море."1 Об этих событиях упоминает также и Новгородская
летопись. Это краткое  сообщение в летописях позволяет отнести время
возникновения монастыря к концу ХIV века, поскольку для появления обустроенной
монашенской обители, в особенности на Крайнем Севере, необходимо как минимум
25-30 лет.
   Сожженный Николо-Корельский монастырь не был заброшен. Трудами монахов
возобновлены церковь и монашеские келии. Восстановление разоренного монастыря
и его дальнейшее процветание обязано пожертвованиям Марфы Борецкой. Согласно
монастырской хронике, в 1471 году сыновья Марфы от первого брака - Антон
и Феликс, осматривая свои поморские вотчины, погибли в море. Разразилась ли
буря, или, может быть, неопытного кормщика обманул ложный прилив, так
называемая "маниха", предание молчит. Тела братьев на двенадцатые сутки были
вынесены к берегу у запустевшего монастыря, где и были похоронены.
В благодарность Марфа одарила монастырь первыми вотчинами, сенокосными лугами,
рыбными тонями и солеварнями, принадлежавшими ее первому мужу боярину Филиппу
Григорьевичу. На пожертвования Марфы Борецкой построена новая деревянная
Никольская церковь, часовня над могилой ее сыновей и некоторые хозяйственные
постройки.
   В тот же год или вскоре Марфа посадница дала Николо-Корельскому монастырю
завещательную грамоту для вечного поминовения своих сыновей: "Во имя Отца
и Сына и Святого Духа, се аз раба Божия Марфа списах рукописание при своем
животе, поставила есми церковь храм Святого Николы куплю мужа своего Филиппа
на Лявле острове село, да в Конечных два села и по Малокурье пожни и рыбные
ловища, а по церковной стороне и до Кудмы и вверх по Кудме и до озера
и в Неноксе место засенником и дворища и полянка, а приказываю дом Святого
Николы господину своему деверю Федору Григорьевичу и его детям и Лентею
Обакумовичу, и зятю своему Офромею Василье-вичу, а то Бог послух и отец мой
духовный игумен Василий Святого Спаса, а кто се рукописание преступит или
порудит, а наши памяти залягут, сужюся с ним перед Богом в день страшного
суда". [2]
   Текст этой грамоты сохранился в копии, но епископ Архангельский
и Вологодский Макарий в своем описании Никольского Корельского монастыря
отмечал, что до 1552 года была еще подлинная грамота "на хартьях
со свинцовыми печатями Марфы Посадницы Новгородские". [3] В описи 1601 года,
составленной стрелецким сотником Богданом Нееловым по указу Бориса Годунова,
упоминается только о наличии "двух духовных Марфы посадницы списки". [4]
В переписной книге 1674 года упоминались "две крепости харатейные Марфы
Посадницы за вислыми печатями, да с них четыре списка, да духовная память,
а с ней список Марфы же Посадницы".5 Однако в донесении благочинного
монастырей архимандрита Кирилла от 9 мая 1816 года сообщалось: "Хранившаяся
в Николаевском монастыре в особой от большого под соборной церковью
состоящего архива каменной палатке грамота или духовная новгородской
посадницы Марфы, писанная на пергаменте, в случившемся 1798 году мая 26 дня
в оном монастыре от молнии пожаре, вместе со всеми прочими письменными делами
погорела... Что мне совершенно известно, ибо я в то время находился в оном
монастыре игуменом." [6]
   В отличие от официальной монастырской хроники местный историк-краевед
М.Заринский в статье "Борецкие", опубликованной в "Архангельских губернских
ведомостях" в 1884 году, отрицал вообще какое-либо отношение Марфы посадницы
к Николо-Корельскому монастырю. Он полагал, что дарительницей была какая-то
другая богатая новгородка по имени Марфа. [7] Но его предложения основаны
на еще большем количестве натяжек и допущений. К тому же почти все источники
единодушно называют именно Марфу Борецкую в качестве "восстановительницы"
монастыря. Принимая, таким образом, традиционную версию личности дарительницы
наиболее значительных вкладов и вотчин, полагаем, что нет сомнений
и в подлинности существовавших дарственных грамот Марфы посадницы.
   Второй муж Марфы - Исак Андреевич Борецкий также имел земли в Заволочье.
Его предки издревле владели обширными волостями в Подвинье и почитались
известнейшими из бояр и посадников двинских. Им принадлежали Кемь, Сумский
посад, земли в Заонежье по Двинской губе и по Двине. Борецкие с давних пор
обладали в Двинской земле волостью Борком, упоминавшейся уже в 1138 году
в Уставе Святославовом, а что это Борок двинской - видно из того, что следом
за ним называлась Тойма - также волость подвинская. В начале ХIV века на Ваге
и Двине насчитывалось 13 новгородских боярщин, одна из важнейших называлась
"Исаковской", а в ней была волость "Борецкая", или Борок.
   С определенной достоверностью можно утверждать, что отец Исака Борецкого
был Андрей Иванович, дед - Иван Васильевич, прадед - Василий Данилович
и прадед - Даниил, бояре новгородские и двинские. Ни отец, ни дед, ни прадед
в Двинской летописи еще не именуются Борецкими. Прозвище это летописец дал
только Исаку Андреевичу, бывшему посадником в Великом Новгороде, вероятно,
в 1427-1433 годах. В браке с Марфой Исак Борецкий имел двух сыновей - Дмитрия
и Федора. Год смерти Исака Андреевича неизвестен, но в 1470 году его уже
не было в живых.
   Недолго посадница Марфа Борецкая оставалась покровительницей
Николо-Корельского монастыря. 14 июля 1471 года в битве на реке Шелони
новгородское ополчение, возглавляемое сыном Марфы степенным посадником
Дмитрием Исаковичем Борецким, было разбито московским войском.
По свидетельству летописца, новгородцев погибло 12  тысяч, две тысячи попали
в плен, в их числе - посадники и бояре. По приказу Ивана III были казнены
"отсечением головы" Дмитрий Борецкий, Василий Селезнев-Губа, Еремей Сухощок,
Киприян Арбузьев.
   Вся земля Новгородская, по словам летописца, до самого моря была "пожжена
и попленена". В Заволочье Иван lll послал воевод Бориса Слепца с вятчанами
и Василия Федоровича Образца с устюжанами, у которых было менее 4000 войска.
6 июня 1471 года на Двине они разгромили 12-тысячное войско заволочан и двинян
под командованием последнего служилого новгородского князя Василия Васильевича
Шуйского-Гребенка. С другой стороны вологодский воевода князя Андрея
Васильевича Меньшого "повоевал" Кокшеньгу. Овладев Двинской землей, ее жителей
привели в подданство Москвы. [8]
   Опустошали новгородские земли не только войска великого князя, но
и многочисленные "шайки вольницы". Изо всех земель московских вооруженные
толпы ходили грабить в новгородские волости.
   По условиям перемирия, заключенного в селении Коростыни, самостоятельность
Новгорода была существенно ограничена. По договору 1471 года к Москве была
присоединена часть Заволочья по Пинеге и Мезени, а другая осталась
за Новгородом.
   В 1471 году другой сын Марфы - Федор Исакович Борецкий, по прозвищу Дурень,
обвинен в "разбое и грабеже" и по распоряжению Ивана lll в оковах сослан
в Муром, где был пострижен, а в мае того же года умер.
   В 1478 году Новгород был окончательно присоединен к Москве и утратил свои
права. По указу Ивана lll вывезен вечевой новгородский колокол. Марфа Борецкая
вместе с малолетним внуком Василием Федоровичем схвачена и в феврале 1478 года
отправлена в Москву, а оттуда в Нижний Новгород. Там она пострижена под именем
Марии в Зачатейном монастыре, где, вероятно, и умерла. По другой версии
боярыня Марфа, не доехав до Москвы, в селе Млеве Тверского княжества умерла
или была казнена. Судьба внука Марфы неизвестна, но в списках служилого класса
ХVII века встречается фамилия Борецких.
   Огромные владения Борецких были отписаны на государя. Родовая вотчина Борок
была пожалована им одному из московских воевод Илье Ивановичу Квашнину, а при
Иване Грозном вошла в опричнину.
   Перемены, произошедшие в Новгороде, не могли быть безразличны для
Николо-Корельского монастыря, владевшего по дарственной Марфы Борецкой
землями, которые отходили под власть Москвы. Государи московские, видя
в монастырях опору в колонизации северных земель, не только сохранили
за обителью Святого Николая все прежние владения, но и подтвердили их новыми
грамотами. Одних великокняжеских и царских грамот от Василия Ивановича
до Петра Алексеевича, данных по разным случаям, насчитывалось более 150. [9]
   Особенно благосклонно относился к Николо-Корельскому монастырю Иван lV.
Даже после Стоглавого собора, когда были ограничены старые монастырские права
и владения, обитель продолжала получать царские жалованные грамоты. Милостью
этой монастырь был обязан английскому капитану Роберту Ченслеру, судно
которого "Эдуард Бонавентура" ("Эдуард Благое Предприятие") 24 августа 1553
года бросило якорь в устье Северной Двины. Обнаружив напротив
Николо-Корельского монастыря удобную закрытую стоянку для корабля, Ченслер
назвал ее "Рейдом Святого Николая".
   О прибытии англичан сообщили сначала в Холмогоры, а оттуда в Москву.
По указу Ивана lV "английского короля Эдварда посла Рыцарта" отправили
в Москву, где он был торжественно принят русским царем. [10]
   Перезимовав в России, весной 1554 года Ченслер отплыл в Англию. Привезенные
им сведения о Московии оказались настолько впечатляющими, а данная царем
Иваном lV грамота на право свободной торговли в Российском государстве столь
привлекательной, что в 1555 году в Лондоне была основана знаменитая
"Московская компания". В состав этого акционерного общества вошли 1 эрл,
6 лордов, 22 рыцаря, 13 эсквайров, 8 алдерменов, 8 джентльменов, остальные -
крупные и средние купцы. В том же году "Московская компания" снарядила новую
экспедицию в Россию - вновь "Эдуарда Бонавентура" под командованием
Р.Ченслера. 23 июля 1555 года судно вошло в гавань Святого Николая. На этот
раз Ченслер привез королевскую грамоту Ивану lV, которую доставил в Москву.
Вместе с ним прибыли английские купцы Грей и Киллингворс - агенты компании для
организации торговли в России.
   Через год, после переговоров в Москве, в Лондон вместе с Ченслером было
отправлено первое русское посольство во главе с вологодским наместником Осипом
Григорьевичем Непеей. На одном из английских судов, груженных русскими
товарами, плыли холмогорские купцы Михайло Григорьев и Феофан Макаров. Это
плавание закончилось трагически. Корабль с русскими купцами пропал без вести.
А "Эдуард Бонавентура" уже у берегов Шотландии попал в шторм и разбился
о прибрежные скалы. Погибли царские подарки, утонуло много людей, в том числе
семеро русских и сам Роберт Ченслер с сыном. Московскому послу Осипу Непее
удалось спастись, и в феврале 1557 года он с поредевшим русским посольством
был доставлен в Лондон.
   Так было положено начало торговым и дипломатическим связям России
с Западной Европой через Белое море. После заключения торгового договора между
Россией и Англией "Московская компания" ежегодно посылала к устью Северной
Двины корабли с английскими товарами. Количество их с каждым годом
увеличивалось: в 1557 году прибыло 4 корабля, в 1581 году - 13. [11] Напротив
Николо-Корельского монастыря на острове Ягры была сооружена пристань для
иноземных кораблей, получившая название: порт Святого Николая. На старых
английских картах он отмечен также как рейд, бухта или гавань Святого Николая.
Даже основанный в 1584 году Архангельск англичане некоторое время называли
этим  именем.
   Вслед за англичанами в устье Северной Двины прибыли голландские, немецкие
и французские корабли. [12] С потерей в 1581 году Нарвы пристань Св.Николая
оставалась единственным выходом России к морю. В течение 40 лет до основания
Архангельска она была главным морским портом России.
   Докатились до побережья Белого моря отголоски Смутного времени. В конце
1613 года в поисках легкой добычи к Николо-Корельскому монастырю подошел
полуторатысячный отряд ракошан под командованием полковника Барышпольца.
Не встретив серьезного сопротивления, они разграбили и сожгли обитель
Святого Николая.
   После "литовского разорения" монахи неоднократно жаловались в Москву
на свою тяжелую судьбу и молили о помощи. Михаил Федорович не остался
безучастным к мольбам и жалобам монахов, и монастырь получил новые льготы
и пожалования. Вслед за царем поспешили выразить свою благосклонность обители
и многие московские бояре. В монастырском поминальном списке ("вечнем
синодике") перечислены представители знатнейших русских родов: Прозоровские,
Салтыковы, Голицыны, Стрешневы, Нарышкины, Милославские и другие именитые
фамилии, которые своими вкладами помогли восстановить монастырь. На полученные
средства Никольский монастырь не только отстроился вновь, но и превратился
в один из самых значительных и богатых монастырей. В 60-80 годах ХVll века
в монастыре приступили к каменному строительству. Первой в 1664-1667 годах
была воздвигнута пятиглавая Успенская церковь, в 1670-1674 годах - соборная
церковь Святителя Николая. В 1684 году между церквями были построены каменные
переходы. В 1700 году была выстроена каменная колокольня, на которой
установлены старые часы с боем и десять колоколов.
   Вокруг подаренного царем Федором Алексеевичем набатного колокола, снятого
со Спасских ворот московского Кремля, сложилась легенда. Полагали, что отлит
он был известным мастером Федором Моториным из расплавленного новгородского
вечевого колокола. Пошел ли на него металл вечевого колокола, неизвестно.
По какой-то причине он не понравился царю Алексею Михайловичу, и тот велел его
снять. Колокол имел две надписи: "Лета 7182 июля в 25 день вылит сей набатный
колокол в Кремле городе у Спасских ворот весу 150 пуд" и "7189 года марта
1 дня по имянному великого государя царя и великого князя Федора Алексеевича
всея Великая и Малая и Белая России самодержца указу дан сей колокол к морю
в Николаевский Корельский монастырь за государское многолетнее здравие
и по его государским родителям в вечное поминовение неотъемлемо при игумене
Арсении". [13]
   Все это время монахи Николо-Корельского монастыря хранили память
о новгородской посаднице Марфе Борецкой и ее детях. Сыновья Марфы местно
почитались праведными и память их отмечалась 16 апреля. Над их могилами
в 1719 году была построена деревянная церковь Сретения Господня с больницей
при ней и приделом преподобных Зосимы и Савватия Соловецких чудотворцев. [14]
Позже она сгорела, и вновь построена часовня. В центре этой часовни находилась
гробница с чугунной плитой, на которой была надпись: "Когда слава жизни бывает
непричастна печали, одно мгновение и все это смерть отнимает от нас! Дети
знаменитой Марфы Новгородской посадницы Антон и Феликс." [15]
   Дело доходило порой до курьеза: монахи показывали якобы прижизненный,
но подновленный портрет Марфы.  Довольно больших размеров, написанный
красками, он хранился в настоятельских кельях до конца ХlХ века. Трудно
сказать, представлял ли портрет сходство с исторической личностью Марфы
Борецкой, но видевшие его отмечали, что "при взгляде на портрет сразу же
припоминается ее суровая властность". [16]
   Отдаленность и уединение Николо-Корельского монастыря делали его удобным
местом ссылки опальных или неугодных "государственных преступников". В разное
время узниками монастыря были соловецкие старцы, участники известного бунта
Митрофан, Лаврентий и Плещеев, член царского кружка ревнителей благочиния Иван
Неронов, князь Дмитрий Хованский, бывший архиепископ Новгородский, настоятель
Александро-Невской Лавры и первый вице-президент Синода Феодосий Яновский,
бывший митрополит Ростовский Арсений Мацеевич, бывший архиепископ Коломенский
Игнатий Смола и другие.
   С 1540 до 1707 года Никольским Корельским монастырем управляли игумены,
до 1768 года - архимандриты, затем до 1848 года - снова игумены.
По сохранившимся монастырским записям с ХVl века обитель имела более
50 игуменов и 13 архимандритов. В лучшие времена насчитывалось до 60 человек
братии, не считая чернорабочих и прислужников. В синодике ХVlll века в списках
братии перечислено около 480 схимников и до 750 монахов. [17]
   Обширные угодья, дарованные Николо-Корельскому монастырю, оставались в его
владении до 1764 года. Особая комиссия, учрежденная Екатериной ll из светских
и духовных лиц, изъяла все монастырские и церковные вотчины в пользу Коллегии
экономии. Из завещанных Марфой посадницей земель монастырь сохранил покосы
по реке Малокурье и остров Шатун. По штату Никольская обитель была приписана
к разряду третьеклассных монастырей, которым полагалось иметь не более
8 человек братии, а их настоятелем мог быть только игумен. Содержание,
отпускавшееся из казны, было невелико - 848 руб. 61 1/4 коп. в год. [18]
С этого времени начинается оскудение монастыря. В 1848 году по указу Синода
Николо-Корельский монастырь поступил в ведение епархиальных архиереев,
назначавших для управления обителью своих наместников.
   В 1917 году в монастыре проживало всего 6 дряхлых стариков. В 1921 году
Николо-Корельский монастырь национализирован. Монахов к этому времени уже
не было. В пустующем монастыре сначала создана детская колония, затем в 1929
году крестьяне села Вагино организовали там коммуну "Искра", а в 1936 году
к стенам монастыря прибыли первостроители  города Северодвинска.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Титов Л.Л. Летопись Двинская. - М., 1889. С.7.
2 Макарий, епископ Архангельский и Холмогорский.
  Историко-статистическое описание Николаевского Корельского монастыря. -
  М., 1879. С.2,7.
3 Там же. С.6.
4 Там же.
5 Там же.
6 Григоревский М. Николаевский Корельский третьеразрядный монастырь.
  Исторический очерк. - Архангельск. 1898. С.8.
7 Заринский М. Борецкие
  \\ Архангельские губернские ведомости. - 1884. - N27, 30,32,32,35.
8 Летопись Двинская. С.7-8. Соловьев С.М. Сочинения. -
  М., 1989. Кн.lll, Т.5. С.20-21.
9 Макарий. С.14-15.
10 Летопись Двинская. С.10-11.
11 Шмигельский Л.Г. Город в устье Двины\\ Северный рабочий. - 1988. С.36.
12 Летопись Двинская. С.12.
13 Макарий. С.5.
14 Там же.
15 Григоревский М. С.36.
16 Там же.
17 Макарий. С.10-15. Григоревский М. С.26.
18 Григоревский М.С.27.