Олег Шпаковский

Подслушанный разговор двух ветров, летевших в противоположные стороны

- Привет!
- Привет!
- Ты откуда?
- Я из Будущего. А ты?
- А я из Прошлого. А ты куда летишь?
- В Прошлое. Хочу понять, с чего все это началось. А ты?
- А я в Будущее. Хочу посмотреть, как все это продолжается.
- Ну и как там, в Прошлом?
- Хорошо, только как-то скучно - я ведь из далекого Прошлого. Ну, а как там,
в Будущем?
- Плохо. Все рушится. Все горит. Все стонет.
- Да не может быть!!!
- Еще как может. Там такое творится, что и придумать нельзя. Царь над народом
глумится, а народ над царем потешается. Брат брата убивает, а третий брат
смотрит и смеется. Больницы как крепости захватывают, а больных как трофеи
на торги выставляют. Солдатами землю удобряют, а генеральские мундиры бантами
Святополка I орубинивают. С нищих да убогих последнюю одежду снимают, а тем,
кто снимает, памятники ставят и ленты Остапа ХII Стольного на плечи вешают.
В общем, явным таким эпилогом попахивает, вернее - смердит. 
- Да как же так!? А с чего все началось-то?
- Так вот я и хочу узнать. А ты разве не знаешь?
- Нет. Но ведь я из далекого Прошлого лечу и последние несколько тысяч лет
ни в одном веке больше мига не задерживался. Ну, а у нас все хорошо и спокойно
до скучности. Землю пашут. Песни поют. Любят. Детей растят. Так значит, я
что-то важное пропустил?
- Да не что-то, а все! Ну ладно, брат, полечу я. Впрочем, я не прощаюсь.
Ты все равно меня скоро где-нибудь в Прошлом догонишь. 
   И улетел.
   Первый ветер (задумчиво): 
 - Да нет! Он что-то путает! Не может же такого быть! Ведь все так хорошо
начиналось!
   И полетел в Будущее. Своего брата, в Прошлое улетевшего, догонять, но пока
еще не зная об этом.

* * *

Встретились однажды два одиночества. Первое было уже дряхлым, трясущимся, построившим когда-то Охотско-Балтийский канал и усыпавшим своими зубами всю свою отчизну. А второе было хоть еще не седым, но уже тоже пугливым и подослепшим от решеток и белых халатов. Встретились они, как и все одиночества на свете, - случайно, на стыке двух каких-то неправдоподобных своей непонятностью миров. Постояли, поговорили и собрались уже было перешагнуть этот самый стык, как вдруг первое одиночество говорит: - Я же не смогу его перешагнуть, пока слово одно волшебное кому-нибудь не передам. - А что это за слово? - спросило его второе одиночество. - Слово как слово. Им можно всякие прихоти и желания исполнять. Но только есть в нем один изъян, - почему-то погрустнев, добавило первое одиночество. - Понимаешь, оно может только что-нибудь для владельца своего исполнить. И что-нибудь такое... ну попроще - камни, там, в золото превратить или шалаш во дворец перестроить, но только для того, кто этим словом владеет. А если пожелаешь что-нибудь такое, что еще кому-нибудь послужит, то оно, конечно, исполнит, но только твоим же горбом и потом и настолько, насколько у тебя здоровья и сил хватит. - И ты что же, пожелало? - спросило его второе одиночество. - Ну, сначала-то я такого напожелало, что чуть от блаженства да от радости в гроб не слегло, - рассмеялось первое одиночество. - Но вот потом, - вновь опечалившись, - ...потом захотело я, чтоб люди меня помнили. По-доброму так помнили, с благодарностью. - Ну и...? - с нетерпением торопит его второе. - Ну и сделало оно меня вечным каторжанином. Золото мыл, каналы рыл, в рудниках корячился. - Так какая же тебе от этого память и благодарность?! - недоумевает второе. - То есть как какая? Берут люди в руки золото и говорят нежно: "Нашим Зеком оно намытое!" Плывут из моря в море и говорят ласково: "Нашим Зеком они соединенные!" Смотрят на огромные заводы и фабрики и говорят с восхищением: "Нашим Зеком они построены!" А ты спрашиваешь - "какая память": Вечная! Добрая! Благодарная! Вот только устал я очень, да и здоровьишко порастряс. - Послушай-ка! - говорит ему второе одиночество, - а передай ты мне это слово, - есть у меня одна мечта заветная. А за стык я потом перешагну. Попозже. - Ну, хорошо, - сказало первое и шепнуло ему что-то на ухо. - И все?! - вытаращило глаза второе. - Все! - улыбнулось первое и перешагнуло стык. Посмотрело второе одиночество на небо, засмеялось, прошептало какое-то слово, да как закричит: - Хочу! Чтоб все люди! Были счастливы! И никогда не умирали!!! Прошло пару мгновений... и вдруг затряслось, завыло, забулькало второе одиночество. Отовсюду кровь у него хлынула, а из глаз слезы черные ручьями побежали. И... взорвалось. Разлетелось оно на оплавленные, багряносоленые капельки, двух шагов не дойдя до стыка миров своих грезорешетчатых. Но ты только представь себе, Целых Два Мгновения никто не умирал и не плакал! ЦЕЛЫХ ДВА МГНОВЕНИЯ все люди были счастливы! Ц-Е-Л-Ы-Х Д-В-А М-Г-Н-О-В-Е-Н-И-Я!!!!!!!!! Правда, никто этого не заметил. Вот только сторож Антипыч, который по причине жуткого опьянения хлебнул вместо воды ацетона и немного пролил его на себя - долго потом сокрушался о прожженной и безнадежно испорченной телогрейке. И ругал всех подряд за то, что он дожил до такого черного в своей жизни дня. С тех самых пор бродит то слово где-то возле нас. И ты смотри, не произнеси его ненароком, а то кто знает, чем тогда все это кончится. Так что это за слово? Ох, если бы я знал!

* * *

Жил в одной деревне богатый барин. Одних работников было у него с полсотни, а уж коров, лошадей, свиней и птицы разной - вообще несчитанное множество. Закрома всегда полны были, шкафы от всякого добра ломились, в сундуках золотишко позвякивало - все было у барина, да мало ему казалось. Может, он жадный был, может, хитрый, а может, и просто глупый, кто его знает, но все время плакался своим соседям и работникам, что беден и несчастен до крайности. Работники хоть и знали, сколь велико его богатство, но почему-то верили ему. Может, считать не умели, может думать, но факт есть факт - верили. Ну, а соседи у того барина были под стать ему, такие же - не то хитрые, не то глупые, и всегда с радостью ему помогали. То деньжат ссудят, то пару подвод хлеба займут. Что со всем этим делал барин, одному только богу известно, но... все куда-то бесследно исчезало. И на следующий день он снова ходил по деревне и жаловался на свою нищету. Соседи вздыхали и вновь что-нибудь ему подавали, не забыв, конечно, приплюсовать это к старым долгам. На что они надеялись? Трудно сказать. Может, на честность того барина, а может, грели думку все его хозяйство, со временем, за долги забрать - про то не ведомо. И вот как-то случилась у того барина ссора с одним из его работников. Разругались они в пух и прах, но только говорить про это никому не стали. Барин, наверное, не хотел этим других батраков расстраивать, ну, а тот работник не хотел с барского довольствия сниматься, да и много ему барин за работу задолжал, но не платил ничего, и поэтому договорились они, что работник этот как бы и останется работником, но будет он сам по себе, только чтоб втихаря, а то и другие работники тоже начнут расплату требовать и на волю подаваться. Такой вот договор у них был. И стали они дальше жить-поживать, но только каждый из них стал сам себе добра наживать. Работник тот по ночам начал с барского двора скот уводить и соседям его продавать. А барин, в отместку, начал у него деньги, которые тот за ворованный скот выручал, выманивать, а то и просто отнимать, да еще и с лишком. И вот так полегонечку, потихонечку вконец озлобились они друг на друга и стали уже в открытую враждовать. Собрались соседи да работники, смотрят на них и никак решить не могут, кто же из них виноват. Смотрели, смотрели да и в азарт вошли, разделились на две команды и давай вовсю болеть за своих избранников (т.е. свистеть, улюлюкать, спички подавать, ну и т.д.) Посмотрел я на это и понял, что пора из той деревни сматываться, и как можно быстрее. Потому что не дело это, в такой вот деревушке с очень близко стоящими друг к другу домиками помогать кому-нибудь хоть один из них поджигать. Глупо это, да и бессмысленно! Ведь выигравших и проигравших, в конечном итоге, не будет, а будут одни сплошные пепелища и, может, еще пара чудом уцелевших погорельцев. Да и то вряд ли. Потому что чудес, к сожалению, в таких деревнях давно уже не бывает!